А пока... амсэйр Осень царит в Белом Городе, кружится в воздушном танце, вздымая золотые и багряные вихри, со смехом бросая редкие капли дождя в лицо прохожим. Ложь садится на краешек крыши, свешивая длинные стройные ноги – предмет вечных шутливых разборок с Крейди, - беспечно болтая ими. И, с невинным лицом, “случайно” спихивает кусок черепицы на голову прохожим. Все равно не увидят, кому, как не Лжи, уметь отводить глаза.
Но сегодня и сейчас Ложь пришел не играть с людьми. Или в людей? Да в общем без разницы. Всегда без разницы, но сегодня особенно. Сегодня Ложь играет с собой. И со светом. Ложь чувствует приближение часа кэйд.
Легким, гибким движением он поднимается на ноги, поворачиваясь спиной к улице, лицом к востоку и улыбается. Нежной, мечтательной, лживой до глубочайшей искренности улыбкой. Мерцает всебесцветный туман его глаз. Бежит по серебряной его крови предвкушение. Игра, опасная игра, азарт, безумный танец наливают гибкое тело силой, превращая шелк волос в покрывало ночи, заставляя молочную кожу сиять лунным светом. И маги из людей уже даже могут видеть пылающую ледяной красотой фигуру, стоящую на носочках на самом краешке крыши. Дитя серебряной крови, дух зимы и смерти, снега и крови. Высокий ши, из тех, за чьим мимолетным взглядом уходили навек, бросив все и всех.
А потом разносятся нежные ноты огненных труб. И Ложь затаивает дыхание, застывая в неподвижности с распростертыми руками. Нарастает музыка мэйдин киоллон, из первых нежных и робких, словно пробивающиесяся из-под сугробов подснежники, черпает Ложь страсть опасной красоты, впивается жадным взором в небо на востоке, постепенно светлеющее. Напряжено, вытянуто вдоль невидимой оси прекрасное тело, треплет предрассветный ветер непослушную гриву, зачаровывает дикая, чуждая, серебряная красота. А музыка пламенных труб, музыка певцов зари нарастает, уже не робкая нежная трель, уже звучит победный гимн восходящему светилу, земля на востоке окрашивается первыми лучами солнца. Но за миг до этого Ложь отклоняется назад, и падает спиной вперед, мчится к земле сгустком ночной тьмы и лунного сияния, на долю секунды опережая лучи восходящего светила. Падая не на землю, проваливаясь на Идир, где не бывает никогда ни часа кэйд, ни часа динэйх.
И смеется, довольно смеется, делясь со звездной дорогой под своими ногами удовольствием. Успел. Услышать пение труб певцов зари, сыграть в рискованную игру с солнцем, уйти в последний миг перед тем, как оцепенение первого часа оставило бы его почти беспомощным перед людьми. Звенит смех Лжи, играет и искрится серебряная кровь...